Находясь в Республике Тыва, корреспонденты портала «Монастырский вестник» побеседовали с архиепископом Корейским Феофаном. В 2011 году владыка был рукоположен во епископа Кызыльского и Тывинского, а в 2019 году решением Священного Синода назначен Преосвященным Корейским с поручением временного управления Кызыльской епархией. Многое изменилось в жизни Кызыльской епархии за прошедшие 12 лет. Одним из заметных плодов труда владыки Феофана стал первый в епархии мужской монастырь. Об особенностях проповеди Православия в Тыве, о первом монастыре республики и приходской жизни Кызыльской и Корейской епархий наш сегодняшний разговор с владыкой.
— Ваше Высокопреосвященство, расскажите, пожалуйста, немного о Кызыльской епархии, которую Вы возглавляете. Как давно она существует, и почему возникла необходимость выделять ее в отдельное образование.
— Кызыльская епархия была образована в 2011 году, после визита Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла в Абакано-Кызыльскую епархию. Именно так тогда называлась наша епархия, которая включала в себя приходы, расположенные в Республиках Хакасия и Тыва. Это был третий год Патриаршества нынешнего Предстоятеля Церкви, и тогда интенсивно реализовывалась программа разукрупнения епархий. Основной принцип заключался в том, что каждое региональное образование, каждая республика, область, должны иметь своего епархиального архиерея. В ходе Первосвятительского визита в Абакано-Кызыльскую епархию Святейший побывал и в Тыве. Тыва, как вы могли убедиться, отдаленный регион, самолеты сюда стали летать сравнительно недавно. Нет здесь и железнодорожного сообщения. По этой причине у архиерея не было возможности часто бывать в республике.
На момент образования Кызыльской епархии в Тыве находилось благочиние, где служили четыре священника, и был только один Свято-Троицкий храм в городе Кызыл, построенный в 50-е годы прошлого века. И еще действовали два прихода. За прошедшие 12 лет мы построили более десяти храмов, открыли новые приходы, в епархию приехали священнослужители. Хотя духовенства по-прежнему не хватает. Сейчас в среднем на одного священника приходится два-три прихода. Благодаря тому, что Кызыл стал центром православной жизни республики и тому, что теперь это отдельная епархия, практически все удаленные от города поселения охвачены миссией, и, более того, за этот период у нас появилось довольно много прихожан-тувинцев.
Если вы побывали на богослужении в кафедральном соборе в воскресный день, то не могли не обратить внимание на то, что половина прихожан — тувинцы. Все это люди, которые раньше не ходили в храм. Когда я прибыл на эту вновь образованную кафедру, то сразу понял, что, если не взаимодействовать с местным населением, очень скоро мы можем оказаться в пустых храмах. Поэтому одним из приоритетных направлений работы епархии стала миссионерская деятельность. И, как оказалось, люди здесь, в целом, восприимчивы к христианской проповеди. Сейчас в республике достаточно много православных тувинцев, которые по духу, по своему устроению, ничем не отличаются от нас. Наша епархия по сути своей миссионерская, поэтому чем бы мы ни занимались в Тыве — социальной работой, информационной или просветительской, вся она будет носить миссионерский характер, ведь мы фактически живем в нехристианской среде.
— Известно, что в республике, кроме традиционных для России религий — христианства и буддизма, — присутствует шаманизм. Имеет ли это явление какую-то поддержку на государственном уровне, и бывают ли конфликты на религиозной почве между верующими и язычниками?
— Конфликтов межрелигиозных у нас, конечно, нет, в том числе и потому что представители властных структур считают, что важно поддерживать традиционные религии. В Тыве — это Православие и буддизм. Шаманизм не имеет нравственной основы, соответственно, поэтому на государственную поддержку претендовать не может. К шаманам тувинцы обращаются для решения бытовых, семейных проблем или проблем, связанных со здоровьем. Буддизм — это религия, которая способна вобрать в себя и другие верования, поэтому в Тыве он в некотором смысле переплетается с шаманизмом.
— Скажите, расположенность тувинского народа к традиционным ценностям и достаточно консервативному укладу жизни помогает или мешает восприятию христианской проповеди? Что чаще всего является движущим мотивом для тувинцев, принимающих христианство?
— Тыва — регион, который достаточно поздно вошел в состав СССР, в 1944 году, поэтому здесь, действительно, многие национальные традиции сохранены. Если вы обратили внимание, тувинцы разговаривают на своем языке, отмечают национальные праздники, у них сохранена практически вся народная культура. Многодетность — норма для тувинской семьи. Троих-пятерых детей в Тыве имеют многие семьи. Однако мне все же кажется, что достаточно сложно тувинцу стать православным. Здесь многое завязано на семейных отношениях, в обществе присутствует некая клановость. Это черта свойственна вообще большинству восточных народов, и если один человек выбивается из общего ряда, меняет веру, то для одной большой семьи, в которой обычно много родственников, для всего рода подобный поступок воспринимается как некая новизна. Не все готовы с ней смириться. Тувинец, принимающий Православие, совершает своего рода подвиг, потому что вступает в противоречие с традициями семьи, и это достаточно сложно для него…
Наши традиции могут быть привлекательными для тувинцев, но, думаю, в большей степени их впечатляет красота богослужений и храмов. А самое главное все-таки — это учение Христа и личность Христа, Который пришел в этот мир, принял Крестную смерть ради нас с вами. Ни один человек не может остаться равнодушным к событиям евангельской истории. Но у каждого из нас должна состояться своя встреча со Христом. Тогда только мы остаемся верными и Спасителю, и Церкви. Это достаточно часто происходит и с нашими тувинцами. У руководителя миссионерского отдела Кызыльской епархии Антония Дулевича записано довольно много разных, в том числе и чудесных, обращений тувинцев ко Христу. Один из таких случаев — это исцеление немой от рождения девочки. Она не говорила до семи, если не ошибаюсь, лет. Пока мама не решила съездить с ней в Москву к мощам святой блаженной Матроны. А на обратном пути в поезде девочка спросила: «Мама, что же ты плачешь?» — и начала разговаривать. И таких удивительных случаев много. Путей прихода к Богу, в Церковь бесчисленное множество, все они уникальны, и их невозможно систематизировать. Наши миссионеры, те, кто трудится здесь много лет, сделали такое интересное наблюдение. Когда люди прилагают некоторое миссионерское усилие, выходят на улицу, общаются с местным населением, то довольно редко человек сразу откликается на проповедь. Но при этом они заметили, что Господь какими-то другими путями, как бы в ответ на эти усилия приводит людей ко Христу.
— Можно ли сказать, что тувинцы часто принимают Православие?
— Мы предъявляем достаточно высокие требования к тем, кто решил креститься. Поэтому в настоящее время крещений совершается не так много. Был период, примерно в 2000 годы, когда Крещения в Тыве носили массовый характер. Но, как вы знаете, на общецерковном уровне были приняты решения, которые касались подготовки к таинству Крещения, и мы стараемся следовать им. Наши миссионеры по большей части тоже разделяют церковное мнение касательно того, что каждый человек должен проходить обязательную подготовку к таинству Крещения. Думаю, что сейчас большинство церковных людей уже понимают, что то время, когда было достаточно покрестить человека, отпустить его и увидеть в следующий раз уже только на похоронах, прошло. При таком подходе к делу людей в храмах больше не становится. А мы все-таки обязаны прежде чем преподать дар таинства, научить человека основам веры и церковной жизни. Я знаю, что есть епархии, которые следуют всем этим определениям. В Корейской епархии, например, предкрещальная катехизация может продолжаться до года и даже больше. За это время человек должен изучить основы православной веры, Священное Писание, и самое главное начать посещать богослужения. В Тыве дело обстоит проще, но, тем не менее, мы тоже требуем посещать богослужения и проходить катехизацию. Это связано с тем, что тувинцы зачастую вообще ничего не знают о Православии. Поэтому человека необходимо постепенно ввести в церковную жизнь, и тогда Крещение становится для него неким завершающим этапом вхождения в жизнь Церкви и отправной точкой для его дальнейшей духовной жизни. По-другому никак нельзя, иначе таинство будет для него совершено всуе и не принесет пользы его душе, а значит, не будет иметь никакого смысла. Первое время приходилось еще бороться с людьми, которые были настроены иначе, но сейчас все разделяют нашу точку зрения на этот вопрос, все посещают огласительные беседы перед таинством Крещения.
Первый монастырь в Тыве
— Владыка, теперь во вверенной Вашему попечению епархии есть действующий мужской монастырь. Как давно он был создан, и как бы Вы описали его значение для региона?
— Можно сказать, что идея создания здесь монастыря буквально витала в воздухе. Тыва — наименее заселенный российский регион. Плотность населения здесь очень низкая. На квадратный километр площади приходится 2,0 человека. Есть совсем пустынные степи, которые очень напоминают по своему пейзажу египетскую пустыню. Есть таежные места, горы… И у меня всегда присутствовало чувство, что как будто эта местность специально предназначена для монашеской жизни. Иноки во все времена стремились уходить из больших городов. Это, наверное, та причина для создания монастыря, которая лежит на поверхности. Второе, то, что я сам всегда понимал: монахи — свет миру. У христиан должен быть ориентир, который задает некую планку для духовной жизни. Большинство наших прихожан посещают приходские храмы, доехать до духовных центров России, даже для того, чтобы побывать у святынь, не каждый может себе позволить. Поэтому должно быть место, которое нас воодушевляло бы, настраивало на определенный возвышенный лад. И сам я, будучи монахом, всегда испытывал тягу к личной аскезе.
Так складывались обстоятельства, что строительство Свято-Владимирской обители в Туране изначально мы не планировали именно как строительство монастырского храма. Все получилось промыслительно. В этом городке приход во имя святителя Иннокентия Иркутского появился еще до революции. Это был первый православный храм на территории республики. В 90-е годы была построена новая деревянная церковь во имя святителя Иннокентия, но и она пришла в ветхое состояние. Тогда я попросил нашего строителя отремонтировать храм. Однако, посовещавшись, мы решили, что проще будет построить новый. Года три, наверное, ушло на строительство Владимирского храма. Тогда же встал вопрос о том, что нужно будет возвести еще какие-то постройки, нечто вроде дома причта. И по какому-то наитию был построен братский корпус.
Потом, когда мы отремонтировали и Иннокентиевский храм, потихоньку стали собираться люди, которые желали монашеской жизни. Большая часть духовенства Тывы — монашествующие. И как-то сама собой родилась идея создания на этом месте монастыря. Решением Священного Синода наша обитель учреждена только в прошлом году, однако формировалась она на протяжении нескольких предшествующих лет. Это происходило естественным образом: сначала начали вычитываться все службы дневного круга, стала формироваться братия... Когда число братии достигло десяти человек, мы подали документы на регистрацию монастыря.
— Какие послушания несет братия?
— Такие же, как и везде, наверное. На мой взгляд, очень важно, чтобы послушания и работа, которой заняты насельники монастыря, были традиционными, церковными, монашескими. Поэтому мы стараемся сами себя обеспечивать свечами, углем, ладаном, пытаемся осваивать это производство. Братия делают все это не только для монастыря, но и для кафедрального собора республики. Есть небольшое хозяйство, на котором трудятся насельники.
Я думаю, что самое главное, ради чего вообще люди должны идти в монастырь, это сосредоточенность на своей внутренней жизни. И братию нашу я настраиваю именно на это. Все обычные дела должны быть у монаха на втором плане, хотя, конечно, поскольку жизнь не может остановиться, хозяйственную, социальную и всякого рода иную деятельность мы тоже не оставляем. Но я настраиваю насельников монастыря на то, что для нас самое главное — это богослужение, то, вокруг чего строится монашеская жизнь. Все должны участвовать в службе. Все прочее к этому прилагается.
Я наблюдаю за братией, за тем, как они развиваются, и нахожу, что при правильном образе монашеской жизни действительно происходят заметные изменения. Наши монахи, по сути, ведь ничем не отличаются от насельников, например, Святой Горы Афон. И благодать имеют не меньше, чем на Святой Горе, если они живут по-христиански и по-монашески. Не место спасает человека, Дух дышит, где хочет. Все зависит от наших усилий. При некотором напряжении можно стяжать точно такую же благодать, как и в святых местах.
В Греции, например, я наблюдал такую форму устроения монастырей: всю неделю обитель существует как закрытый монастырь, а в воскресные и праздничные дни братия открывают ворота обители, и горожане или селяне получают возможность приходить на богослужения молиться. Мне показалось, что в наших условиях такой уклад может идеально подойти братии. В течение всей недели они живут очень уединенно. Как и в любом другом монастыре, здесь совершаются полунощница, утреня, Литургия, а вечером — вечерня и малое повечерие. И у прихожан есть возможность в определенные дни молиться в монастырских храмах.
— Какие в Вашем случае стоят задачи перед игуменом монастыря? Получается ли общаться с братией? Доступен ли владыка-игумен для насельников?
— У нас епархия небольшая, и все, кто хочет, имеют возможность общаться с архиереем. Любой человек может подойти и поговорить со мной, решить свой вопрос. Это относится как к мирянам, так и к братии.
В монастыре я бываю еженедельно. После трапезы мы обычно проводим беседы с братией. Иногда темами наших встреч становятся монашеский устав или святоотеческие творения, вместе читаем духовную литературу, обсуждаем ее. Когда в этом есть необходимость, обсуждаем и насущные вопросы. Я понимаю, что как игумен я должен чаще находиться с братией, чтобы чувствовать, чем они живут, знать об их проблемах. Но у меня это не вполне получается в сложившихся обстоятельствах, потому что есть епархиальные дела, есть дела, которые связаны с Корейской епархией, хотя я и стараюсь делать все, что в моих силах. Надеюсь, все с пониманием относятся к моим трудностям. Когда я нахожусь в отъезде, общаюсь с братией по видеосвязи.
Чтобы иметь авторитет у братии монастыря, надо стараться быть с ними «единым организмом». Если я не буду соответствовать тому, о чем мы читаем у святых отцов, и тому, о чем мы говорим во время исповеди и духовных бесед, все это будет пустым звуком. Сегодня для меня примечательно то, что каким-то вещам я сам учусь у братии. Когда я приезжаю в монастырь, вижу, как они преуспевают. И я понимаю: чтобы быть примером, я сам должен жить духовной жизнью вместе с ними. Монастырь в этом смысле подобен семье. Если какая-то духовная проблема есть у брата, скорее всего, она влияет и на всех остальных насельников обители. И наоборот, духовное преуспеяние одного из нас оказывает воздействие на весь монастырь. Поэтому и переживаем, и мучаемся, как в семье. И я думаю, что это правильно, так и должно быть.
— Представители каких народов живут в монастыре?
— Все братия русские. У нас был один послушник тувинец, но он не задержался. Мир привлекает его, хотя вроде и в монастыре ему было интересно. Многое сегодня зависит от того, получится ли у нас создать настоящий монастырь. Если получится, тогда, я уверен, Господь Сам будет посылать нам спасаемых, тех, кто ищет нечто большее, чем жизнь в миру. Такие люди обязательно будут появляться, но они должны увидеть свет в нашей обители. Должны почувствовать, что эта жизнь выше и лучше, что она облагораживает человека, возвышает его. Тогда будут и тувинцы в числе насельников монастыря, я думаю.
— Какие ориентиры для современного монашества выбирает Ваша братия? Чьи поучения, на Ваш взгляд, наиболее близки сегодня инокам?
— По моим наблюдениям за тем, что вообще сейчас происходит в монашеской среде, иночество сейчас больше интересует опыт современных подвижников. Например, Ефрема Аризонского, который основал несколько монастырей, старца Иосифа Исихаста и его учеников. Хотя на поверку оказывается, что на самом деле дух у наших современников тот же самый, что был и у древних отцов. Просто, наверное, их поучения нам легче воспринимать. Скажем, язык Паисия Святогорца, если говорить о том, на кого ориентируются монахи, понятнее современному человеку. Но подвижники ведь есть и в России, например, такие известные старцы как Николай Гурьянов, Кирилл (Павлов), Иоанн (Крестьянкин). Они, несомненно, оказали существенное влияние на русское монашество. Есть и другие люди, которые скрывают себя, и, я думаю, именно они не дают угаснуть монашескому духу. Во многом благодаря современным подвижникам люди и в наши дни приходят в монастыри, хотя, надо признать, все реже человек способен отважиться на подобный подвиг.
Сегодня доступным становится для нас опыт духовной жизни современных египетских монастырей. Непререкаемым духовным ориентиром остается для иночества Святая Гора Афон. Сам я тоже черпаю силы и заимствую некоторый опыт именно из афонской традиции. Впрочем, когда я бываю в России, я всегда стараюсь посещать монашеские обители. Не так давно посетил Валаам, зимой был на Валаамском подворье в Москве. Стараюсь беседовать с братией, понимать, чем они «дышат».
«Один из первых шагов будет предпринят ради устроения монастырской жизни в Корейской епархии. Мы все этого очень хотим»
— Сегодня Вы — архиепископ Корейский. Что изменилось в вашей жизни и вашем служении в связи с изменившимся титулом?
— Корейская епархия включает в себя две страны — Северную Корею и Южную Корею. В Северной Корее есть приход, там служат местные священники, которые получили образование в духовных школах России, но почти нет прихожан из числа местного населения. В основном православные храмы посещают сотрудники наших дипломатических миссий и другие иностранцы. В Южной Корее у нас есть два прихода в Сеуле, это столичный город. Оба священнослужителя — монашествующие. Один из них — иеромонах Павел. В свое время он поехал в Россию, Санкт-Петербург, потому что его привлекала красота русского православного богослужения, русское богословие, русские традиции. Он отучился в России, был рукоположен в священный сан, вернулся на родину и служит сейчас в Корее. Другой — иеродиакон Нектарий (Лим), он принял иноческий постриг и у него есть сильное желание монастырской жизни. Отец Нектарий прилагает массу усилий к тому, чтобы у нас появился монастырь. Сам старается жить по монастырскому уставу, благодаря ему мы ежедневно совершаем богослужения, хотя это и сложно для нас. В Корее все надо начинать с нуля, и, тем не менее, я думаю, один из первых шагов действительно будет предпринят ради устроения монастырской жизни в Корейской епархии. Мы все этого очень хотим. С этой целью я начал изучать византийское пение. На мой взгляд, именно одноголосное пение наиболее соответствует монашеской традиции. В византийском, как и в знаменном распеве акцент делается именно на слово, на молитву, а не на внешнюю форму пения.
— В Южной Корее Вы ведь до 2018 года совершали свое служение на приходе Константинопольского Патриархата, верно?
— Да, более тридцати лет назад между нашими странами были установлены дипломатические отношения. Там было открыто российское посольство, и появилось много русскоязычных людей не только из России, но также из других стран постсоветского пространства. В 2000 году я был отправлен в командировку в Южную Корею, где нес пастырское послушание на протяжении одиннадцати лет. В 2019 году была учреждена самостоятельная Корейская епархия Русской Православной Церкви, которая вошла в Экзархат Юго-Восточной Азии, образованный в 2018 году.
— Как прихожане восприняли разрыв евхаристического общения Русской Православной Церкви с Константинопольским Патриархатом?
— Это была большая трагедия для многих. Храм, где я служил, единственный на весь Сеул, там молились православные люди всех национальностей, и все, конечно же, к нему привыкли. Часть прихожан, являясь чадами Русской Православной Церкви и стоя на принципах канонической правды, оказали послушание Святейшему Патриарху и без ропота перешли в наш новый приход, а часть людей осталась в том храме, к которому привыкла. Есть ведь и эмоциональная привязанность и друг к другу, и к месту. За рубежом это особенно чувствуется. Для русскоязычных людей важно сохранять возможность находиться в своей общине. Прихожане привыкают к своей общине, священникам, и оставить свой приход для многих бывает очень непросто.
Мы должны стремиться к простоте, только тогда монашеская жизнь может быть успешной
— Получается ли совмещать служение в двух епархиях, одна из которых включает в себя две страны?
— Могу сказать, что мне порой приходится очень сложно. По-хорошему, конечно же, архиерей призван быть со своей паствой. Управление епархией должно протекать в постоянном режиме. Но пока стараюсь каким-то образом совмещать оба послушания. Сейчас благодаря современным средствам связи задача несколько упростилась. В Кызыльской епархии у нас многие процессы отлажены, люди знают, чем они должны заниматься, поэтому приходится больше времени проводить в Корее. Но и в Тыве возникают проблемы, которые требуют оперативного вмешательства, не всегда получается решить их на расстоянии.
Как для игумена монастыря для меня, да, наверное, как и для всех игуменов, игумений и вообще для всех монахов, эти вопросы сейчас стоят достаточно остро. Как вообще совмещать жизнь в миру с исполнением монашеских обетов? Недавно я прочел жизнеописание старца Харлампия, одного из учеников старца Иосифа Исихаста, и меня поразил один момент. Старец Иосиф сказал ему: «Подымись в ту пещеру, там у тебя будет рай». Старец Харлампий поднялся в пустыньку, на которую указал старец Иосиф, и там у него было божественное озарение. Он не хотел возвращаться обратно. А по его возвращении старец Иосиф спросил его: «Ну что, был там рай?» И тот ответил: «Да, был…» Я думаю, что мы все хотим Богообщения, и должны стремиться именно к этому. Но вот я живу в этом мире и постоянно задаю себе один и тот же вопрос — «а как?» Современная жизнь диктует человеку совершенно другие ориентиры. Чтобы достигнуть тех состояний, о которых говорят святые, действительно надо всего отвергнуться. А мир говорит другое. Он говорит: копи, зарабатывай, иди к успеху… И все это противоречит главной цели монашеской жизни. Но мир на меня влияет, и я начинаю идти за ним. Когда мы присутствуем в соцсетях, нам кажется, что все вокруг достигают успеха, и что нам тоже надо преуспеть, даже в церковной среде, потому что все это переносится и к нам. Но стоит задуматься, и понимаешь, что этот путь ложный, и что, если ты пойдешь по этому пути, то наверняка никогда не сможешь достигнуть тех высот духовной жизни, которых достигали подвижники. Мир захлестывает монахов, и если мы не отречемся от него, то потерпим крах.
Современные монахи зачастую даже мыслят по-мирски. Но для того чтобы что-то изменить, надо действительно уйти из этого мира. Иначе все будет перечеркнуто, если мы будем жить как миряне. Монашество предполагает аскезу. Мы должны стремиться к простоте, нищете, только тогда монашеская жизнь может быть успешной.
— Что бы Вы пожелали людям, которые сегодня стремятся к монашеству?
— Прежде чем уходить в какой-либо монастырь, надо для начала попробовать там пожить. Посмотреть, как живет братия, что за порядки бытуют в обители. Я бы сказал, что лучшие наши монастыри живут по афонскому уставу. Например, Валаамский монастырь и некоторые другие обители многое переняли у Афона, восприняли традицию афонитов. Если жизнь обители направлена на духовное возрастание, если в монастыре говорят об Иисусовой молитве, держатся устава, то в этом монастыре можно будет спастись. Но, как я уже говорил, Дух дышит где хочет, и человек, который желает жить по-христиански, по-монашески, везде сможет найти спасение.
— Русское монашество в духовном плане всегда ориентировалось на Святую Гору Афон. Но ведь главное, ради чего иночеством предпринимаются аскетические усилия, это в том числе и хранение чистоты православной веры. Для многих людей в России, да и не только в России, непонятно, почему Афон никак не высказался по поводу решения Константинопольского Патриархата о предоставлении автокефалии раскольничьей структуре «ПЦУ». Как это понять?
— Мне кажется, для того чтобы это понять, надо хотя бы немного знать греков. А если говорить серьезно, то не будем забывать, что Святая Гора Афон находится в ведении Константинопольского патриарха, и монахи считают важным оказывать послушание своему патриарху. Любое неподчинение будет расценено на Афоне как бунт. Я думаю, что их позиция, мне во всяком случае хотелось бы в это верить, носит выжидательный характер. Полагаю, они надеются, что пройдет время, и все встанет на свои места. В истории Русской Православной Церкви ведь уже был период, когда Константинопольский патриарх поддержал обновленческий раскол, а потом обновленцы исчезли как пар, вместе с ними исчез и раскол. Мне кажется, что в случае с ПЦУ произойдет нечто подобное. Этот раскол просто исчезнет со временем, и про него никто не вспомнит.
Беседовала Екатерина Орлова
Синодальный отдел по монастырям и монашеству/Патриархия.ru
