Интересное и запоминающееся сравнение привел митрополит Тульский и Ефремовский Алексий, говоря о своем пути к вере, Церкви и монашеству. Когда морские черепашки вылупляются из яиц, то они, загребая по песку крошечными лапами-ластами, спешат к морю или к океану. Там их родной дом. Вот и он, московский школьник из рабочей семьи Андрей Кутепов, однажды случайно попавший с мамой в храм Всех святых на Соколе, остро ощутил в тот момент чувство родного дома. Позже оно окрепло во время посещения атеистического музея Киево-Печерской лавры, когда 16-летний подросток вошел в пещеры к преподобным одним человеком, а вышел оттуда совершенно другим. И хотя после школы он поступил на химический факультет Московского государственного педагогического института имени Ленина, однако со второго курса ушел, чтобы оказаться там, где все освещает свет благодати.
Живое дыхание исповедничества
— Владыка, у Вас широкая география служения. Но «по временным отрезкам» Вы дольше всего служили в Казахстане, и скоро будет 15 лет, как возглавили Тульскую кафедру. Давайте начнем нашу беседу с казахстанского периода. Ведь это были годы после распада Советского Союза, отмеченные особым размахом эмиграции славян из Казахстана. И, тем не менее, там стали открываться православные монастыри. Впечатляет цифра: к концу Вашего служения их насчитывалось семь. Кто становился насельниками обителей? Какой народ туда шел?
— Бог судил мне прослужить в Казахстане двенадцать с половиной лет, и я должен сказать, что как и везде на канонической территории нашей Церкви, относящейся к пространствам бывшего Советского Союза, все в основном являлось восстановлением порушенного. Потому что в дореволюционное время на этих территориях достаточно хорошо была представлена вся полнота церковной жизни. Например, Семипалатинский Абалацко-Знаменский Петро-Павловский женский монастырь расположен в здании бывшей Киргизской духовной миссии, закрытой в первые годы советской власти. Ее здание передали нашей епархии в 1994 году, а в 1997 году здесь была образована женская обитель, ставшая наследницей и продолжательницей традиций разрушенного в 30-е годы Ключевского Знаменского женского монастыря (его сестричество зародилось в рамках Киргизской духовной миссии). В Восточном Казахстане, в Усть-Каменогорске, был открыт Свято-Троицкий монастырь — первый мужской монастырь в Казахстане. В Центральной части страны, в Караганде, традиция монашества прочно связана с пребыванием там одного из последних оптинских старцев — преподобного Севастиана (Фомина), который отбывал заключение в Карлаге, а после освобождения поселился в пригороде Караганды, сказав сестрам зарождающейся карагандинской общины: «Дорогие мои, будем жить здесь. Мы здесь больше пользы принесем, здесь наша вторая родина». Так преподобный Севастиан Карагандинский зажег лампаду оптинского старчества на далекой от его родной Орловщины земле. И на том месте, где он проходил свое служение, где при нем образовалась небольшая женская общинка, в 1998 году был образован Богородице-Рождественский женский монастырь. Также хочу назвать Иверско-Серафимовский женский монастырь в Алма-Ате, где к началу революции подвизалось около 100 насельниц. Его открытие состоялось уже после моего перевода на Тульскую кафедру, но я с радостью говорю о нем, как об еще одном подтверждении: шаг за шагом возрождается то, что было порушено в богоборческие годы.
Какой народ, спрашиваете, шел в монастыри? Тот народ, который испил чашу тяжелейших испытаний. Народ-исповедник, народ-мученик. Выбирали монашеский путь дети тех, кого в годы политических репрессий высылали в Казахстан. На костях их родителей строилась вся промышленность. И развитая наука теперь уже независимого государства во многом обязана светлым умам многих ссыльных. В их сердцах были прочно укоренены духовные традиции, которые не могли тогда развиться в полноценное дерево. Но как только появилось благоприятная возможность, оно поднялось, появилась крона, на ней — благоуханные цветы. Потом стали наливаться соответствующие плоды. И на сегодняшний день мы видим в Республике Казахстан целый Митрополичий округ с 11 архиереями.
— Причем два викарных — помощники правящего архиерея. А в Вашу бытность сколько архипастырей и пастырей там было?
— Поначалу из архиереев — я один, с 1991 года прибавилось еще двое, а духовенства — раз-два и обчелся. Мало нас было. Но мало-помалу шло возрождение приходской и монашеской жизни. Начало духовному образованию положило открытое в 1991 году Алма-Атинское епархиальное духовное училище и регентские курсы при нем. Юноши и девушки стали знакомиться, создавать семьи и разъезжаться по городам и весям большой страны. Иными словами, готовилась почва для того, чтобы православные люди, которые сегодня живут в Казахстане и считают его своей малой родиной, имели возможность спокойно и свободно развивать свою духовную и этно-культурную традицию, встраивая ее в целом в тот менталитет межнациональных отношений, той дружбы, которая исторически там присутствует и создает атмосферу взаимного согласия и труда на общую пользу.
— Помог ли Вам в управлении большой далекой епархией опыт наместничества в Троице-Сергиевой лавре?
— Думаю, все-таки осознанием того, что «от Господа стопы человеку исправляются...». Жизнь и служение в Казахстане по новому углубили тот небольшой опыт, что был у меня в Лавре. Достаточно молодым, в 31 год, мне определено было стать наместником, а братия в большинстве своем являла собой очень опытных в духовной жизни людей. И в то же самое время мы чувствовали, понимали, что работаем как закваска. Но как бы мы ни старались, как бы ни бились, своими собственными силами мы не смогли бы проквасить «три меры муки», о которых говорится в Евангелии (см. Мф.13:33). Только с помощью Божией благодати, сопутствовавшей нам, образно говоря, поднималось тесто. Ведь приходили в монастырь молодые люди, обучавшиеся в Московских духовных школах, исторически называемых «большой кельей Лавры Сергиевой». В условиях жизни быстро пополнявшегося монашеского братства нужно было понять, почувствовать личную особенность каждого, его призвание и направление того, что Господь от человека ожидает, помочь ему укрепиться в Божием смотрении и поддержать благое стремление привить доброкачественные навыки духовной жизни. И когда обновленная община только-только вроде сформировалась, потребовалось направить монашествующих в возрождающиеся Данилов монастырь в Москве, Пантелеимонов монастырь на Афоне, Оптину пустынь. Донской монастырь в столице, Валаам тоже наша лаврская братия поднимала. Это убеждало, что ничего без Божией воли не совершается. А воля Господня была, видима, в том, чтобы лаврские монахи во исполнение пророческого откровения преподобному Сергию о птицах — его духовных учениках стали участниками церковного возрождения в разных уголках исторической Руси и на Святой Горе Афон. Если говорить о Казахстане, там мне довелось встретиться с ситуацией, когда на каждом шагу, на каждой пяди земли чувствовалось живое дыхание исповедничества. Куда бы ты ни пришел, куда бы ни приехал, везде на бескрайних просторах, сопоставимых со всей Западной Европой, было видно, что вера во Христа у людей глубоко выстрадана. Она не лубочная, не дань моде. Это — желанная потребность человеческого духа, сопряженная с полной самоотдачей: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16:24). На земле, превращенной в XX веке в огромную тюрьму с миллионами узников-страдальцев, это раскрывалось, что называется, вживую и давало иное ощущение той же самой реальности — «от Господа стопы человеку исправляются...».
«...Я понял, что это таинство любви. Не умом понял — я это пережил»
— Владыка, прочно закрепился в памяти Ваш рассказ в одном из интервью, как Вы, молодой наместник, обращали внимание прибывшего в Лавру Святейшего Патриарха Пимена на «мишуру» злободневных успехов и встречали в тот момент поразительную внутреннюю сосредоточенность Предстоятеля Церкви. И когда он замечал, что Вы не способны проникнуть в меру его упования на Бога, он говорил: «Запомни: Церковью управляет Бог». Эти слова часто потом вспоминались?
— Не просто вспоминались. Они словно стали для меня путеводной звездой. Когда бывают такие дары от Бога, они всегда с тобой. Решать вопросы в жизни приходится постоянно, и иногда решение приходит быстро. Но иногда останавливаешься — не знаешь, как поступить в непростой ситуации. Тогда наказ Святейшего Владыки, как якорь, ставит все на свое место: не бойся! Помни, что от тебя многое зависит, но в то же время ты не последняя инстанция. Если ты вопросил волю Божию в молитве и ответа пока не получил, терпеливо жди. Торопливость — не быстрота. Святейший не раз говорил, что надо приобретать нормальную плодоносную жизнь, не торопясь, избегая болезни нетерпеливого сердца.
— Господь судил Вам находиться с Патриархом Пименом в те минуты, когда его душа разлучалась с телом. Вы тогда осознавали, что вот великий человек, великий пастырь уходит в вечность и ему предстоит встреча с Богом? Или «приземленные» мысли об организации похорон мешали увидеть величие и трагизм случившегося?
— Хотя все понимали, что Святейший скоро уйдет от нас из-за тяжелой болезни, но никто не думал, что это будет в такой-то день, в такой-то час... 3 мая 1990 года собиралось заседание Священного Синода. В резиденцию прибыли его постоянные члены. Старец-Патриарх попросил, чтобы ему принесли куколь. Встает, потом говорит: «Я еще немножко посижу». Все вышли, осталась только лечащий врач Святейшего Лариса Николаевна. Я убежал в свой кабинет — был тогда председателем Хозяйственного управления, готовил доклад. И тут же мне звонят: «Скорей, скорей к Святейшему!» Вхожу, Лариса Николаевна говорит: «Владыка, Вы должны делать то, что Вам положено. Святейший от нас отходит». Какие там «приземленные» мысли? В тот момент я должен был правильно оценить происходящее и сделать по любви к своему старцу то, чего жаждет христианская душа: сотворить отходную молитву. Надев епитрахиль, я просто молился. А Святейший очень тихо, спокойно, как младенец, отошел ко Господу. И отнял от меня животный страх смерти. Я с детства боялся смерти — именно в ее биологическом проявлении. Она меня поражала, сотрясала изнутри. Но у одра умирающего Патриарха я понял, что это таинство любви. Не умом понял — я это пережил.
Восприятие Тульской кафедрой духовной традиции Троице-Сергиевой лавры
— Ваше Высокопреосвященство, когда Вы получили назначение на Тульскую кафедру, здесь уже было пять монастырей. Что Вас порадовало при знакомстве с обителями и что хотелось сделать, чтобы монашеская жизнь в них крепла?
— Видите ли, мне в этом отношении очень посчастливилось: на Тульской земле дух монастырской и приходской жизни в предыдущее пятнадцатилетие был сформирован духовной традицией Троице-Сергиевой лавры митрополитом Серапионом (Фадеевым), у которого за плечами 20 лет жизни в Лавре преподобного, и его преемником на этой кафедре — епископом Кириллом (Наконечным). (Нынче он — митрополит Екатеринбургский и Верхотурский). С митрополитом Кириллом мы оба являемся пострижениками владыки Серапиона, ставшего нашим духовным наставником, руководителем. Так что, прибыв сюда, я оказался, что называется, в родной для себя среде. Было отрадно осознавать: здесь ничего не нужно менять, а нужно просто сохранять и преумножать то, что есть. Удобрять, заботиться, чтобы ничто не порушилось, не погибло. Слава Богу, оно все живет и развивается.
— В воспоминаниях о приснопамятном владыке Серапионе можно прочитать, что он, истинный монах по складу жизни, считал монашество фундаментом Церкви. Многих постригал в монахи. Вы с июля 2011 года являетесь священноархимандитом Богородичного Пантелеимонова Щегловского мужского монастыря города Тулы. Что для Вас значит быть священноархимандритом?
— Это значит постоянно испытывать живую сердечную боль о том, что являет собой монастырь. Не просто заботиться о стенах и помещениях — в данном случае федерального памятника истории и архитектуры, а прежде всего — о братстве. О самих насельниках обители. С тем, чтобы у них было стремление принять идеал монашеской жизни. Чтобы братия была единомысленной, единонравной, единочувственной, единодушной, единодейственной. Конечно, добиться этого нелегко, потому что на монастырь, находящийся в черте города, влияет атмосфера светской жизни. От этого никуда не уйдешь, никакими стенами не отгородишься. Да мы этого и не делаем. В монастырском парке и на территории самого монастыря можно увидеть прогуливающихся мам с колясочками, родителей с ребятишками, которые любуются цветами, смотрят на плавающих уточек, идущих вперевалку гусей. Понятно, что такое соседство с мирянами накладывает определенную печать на монашескую жизнь. И основную свою задачу как священноархимандрит я вижу в том, чтобы помочь монашествующим правильно соотнести эту реальность с устроением внутреннего мира. Важно передать им навык любви к богослужению, к молитве, труду на общую пользу, к правильному восприятию полноты церковных таинств, православного вероучения и пастырской заботе о паломниках.
В монастыре подвизается 7 человек братии. Кроме того, в нем живут трудники, которые присматриваются к монашеской жизни, и к ним братия тоже присматривается. В условиях густо населенного района областного центра Тулы невозможно иметь большой по численности монастырь. В этом плане самый большой мужской монастырь у нас в Новомосковске — Успенский. Там около 15 насельников. Оба монастыря ведут серьезную просветительскую работу, уделяя также внимание трудам в социальной сфере. А одна из наших небольших женских обителей Богородице-Рождественская, расположенная на окраине Тулы в поселке Горелки, с 2008 года стала брать под свою опеку девочек — социальных сирот, и плоды этой сестринской заботы об обездоленных детях радуют и утешают.
— Владыка, в монашестве Вас нарекли в честь святителя Алексия, митрополита Московского. Чувствуете ли Вы предстательство святого, возвышавшего Москву как центр Православия и единения Руси?
— Блаженной памяти Святейший Патриарх Алексий I (Симанский) отмечал, что у христианина есть внутренняя связь с его небесным покровителем. Мы не можем сказать, как это происходит, но она имеет место быть. Часто можно провести параллели, аллюзии между историческими событиями в жизни небесного покровителя с тем, что потом раскрывается в жизни человека, который молитвенно призывает имя святого. У меня это сказалось. Святитель Алексий ходил в Золотую Орду, исцелил Тайдулу, супругу хана Джанибека, и магометане не пошли на Русь с огнем и мечом. Я, москвич по рождению, священник по призванию и служению, в 90-е годы оказался в далеких степях казахстанских. Жил и трудился там более двенадцати лет и очень рад, что такой период был в моей жизни. Это позволило мне увидеть прекрасную национальную культуру казахского народа и изумительные по складу человеческого характера, по своей нравственной чистоте и красоте людей. Открытие православных храмов и монастырей находило поддержку в стране, где ислам и Православие стали важными столпами духовности, о чем неоднократно говорил Президент Республики Казахстан Нурсултан Назарбаев. Что касается слов Святейшего Патриарха Алексия I относительно внутренней связи человека с его небесным покровителем, их передал мне мой духовный наставник — владыка Серапион, когда-то келейничавший у Патриарха Алексия. А постригал владыку в монашество Патриарх Пимен, будучи еще наместником Троице-Сергиевой лавры. Примечательный разговор между ними однажды состоялся. Отец-наместник имел обыкновение совершать вечерний обход по Лавре и кого-нибудь из послушников брать с собой, беседуя с ним на прогулке. Во время одной из таких прогулок, проходя мимо Серапионовой палаты, архимандрит Пимен обратился к своему спутнику Николаю Фадееву: «Коля, я тут хожу, молюсь, спрашиваю у Господа: как хорошо было бы назвать кого-то из братии в честь святого Серапиона, архиепископа Новгородского, но уж больно на наш лад имя непривычное и может вызвать некое огорчение. Как ты думаешь?» Тот, не найдя что сказать, ответил наместнику: «Как Бог благословит!» И вот архимандрит Пимен постригает его — это был 1957 год — и называет... Серапионом. Потом, пытаясь соотнести свою жизнь со скорбями и испытаниями, выпавшими на долю святителя Серапиона, владыка митрополит все годы своего истового служения свидетельствовал, что есть такая потаенная внутренняя связь между христианином и его святым покровителем, даже во внешних судьбоносных проявлениях.
— В продолжение разговора о Вашем духовном наставнике хочу спросить: митрополит Екатеринбургский и Верхотурский Кирилл указывает, что владыка Серапион и в трудах, и в болезнях не забывал о старых монахинях Зачатьевского и Серафимо-Дивеевского монастырей, знакомых ему еще по прежней службе, и опекал их. Вы их видели? Беседовали с ними?
— Я тогда учился в Московской духовной семинарии, был иподиаконом у владыки Серапиона. Когда служба заканчивалась, он с ними встречался, а я оказывался лишь «внешним наблюдателем» тех сердечных встреч. Но одно лето мне посчастливилось пожить у зачатьевской матушки — схимонахини Филареты — в Жуковке, где она, претерпев гонения и лишения, нашла приют у добрых людей неподалеку от Покровского подворья родного монастыря. За полтора месяца летних каникул мне можно было что-то услышать и понять. Все же главное, что вспоминается из того периода, пришедшегося на первую половину 70-х годов прошлого века, — это глубокая внутренняя сосредоточенность сестер, начавших свой монашеский путь в монастырях и изгнанных оттуда богоборцами. Они знали, что если слово — серебро, то молчание — золото. Знали и другое: когда надо (и кому надо), Господь все откроет. Были глубоко целомудренны. Ничего напоказ! Монашеские одежды одевали, если причащение совершалось дома. А в храм ездили в неброской мирской одежде, однако по их лицам угадывалось, что это люди духовного звания. Вообще тот период был очень закрытый во всех отношениях. Монахини, вынужденные жить в миру, между собой общались, но ничего не записывали, никаких мемуаров не оставили после себя. Лишь по воспоминаниям отдельных людей, соприкоснувшихся со старицами, можно представить, какими они были. Молитвенницами за весь мир, утешительницами страдающих.
— Владыка, Вы говорите, тот период был очень закрытым. Но в последние десятилетия мы все больше и больше узнаем о подвиге мученичества и исповедничества в XX веке. Признаться, неизгладимое впечатление произвел ЦАК — Церковно-археологический кабинет Тульской духовной семинарии, ректором которой Вы являетесь. Чувство благоговения вызывают многие экспонаты, принесенные и подаренные чаще всего потомками людей, сохранивших святыни в богоборческие времена. Как и Ваши дарения: плащаница конца XVII века, посох Святейшего Патриарха Алексия (Симанского), иконы, богословские книги. Поразил и тот факт, насколько активно ведется выставочная деятельность ЦАКа — причем не только в стенах семинарии, а на территории всей Тульской области. Какое счастье, что Господь нам сегодня многое открывает!
— Для нас эти свидетельства — бесценный подарок, вымоленный у Бога нашим народом. Сонмом святых новомучеников и исповедников земли Русской. Предстоятелями Русской Церкви, не позволившими в мрачные годы разрушить ее единство и целостность. Архипастырями и пастырями, под страхом смерти окормлявшими паству. Монахами и монахинями, не впавшими в уныние, не нарушившими верность обетам, данным Богу и Божией Матери. Наконец верующими мирянами, сумевшими сохранить в душе искру Божию.
Беседовала Нина Ставицкая
Синодальный отдел по монастырям и монашеству/Патриархия.ru
