Портал «Память Церкви» продолжает регулярно пополняться новыми материалами. В числе недавно опубликованных — воспоминания архиепископа Филарета (Карагодина). В свое время владыка возглавлял три епархии, в 1989 году был наместником Одесского Успенского мужского монастыря, в 1992-1995 гг. — ректором Московской духовной академии.
В опубликованной беседе владыка Филарет вспоминает о своем детстве в послевоенной Одессе, где служил священником его отец, о митрополите Сергии (Петрове) и Святейшем Патриархе Пимене, у которых ему довелось многие годы служить иподиаконом, об Одесской и Московской духовных школах, а также о своем епископском служении на Астраханской кафедре в начале 1990-х годов.
«Я, конечно, хотел стать священником. А вот архиереем — не очень. Я был иподиаконом у митрополита Сергия Одесского долгое время, четыре года, а потом был иподиаконом у Патриарха Пимена семь лет почти. Я видел, конечно, как трудно архиереям, какую они нагрузку несли. Тогда же еще был Совет по делам религий, уполномоченные, сложная была обстановка, все приходилось согласовывать. Но до Хрущева было хорошо», — вспоминает владыка Филарет.
В числе новых опубликованных материалов на портале — воспоминания священников и мирян Вологодской, Нижегородской, Тамбовской, Тульской, Ставропольской, Грозненской, Пермской, Иркутской и Барнаульской епархий.
Протоиерей Сергий Резухин, настоятель тульских кафедральных соборов — Всехсвятского, Успенского «Черного», Успенского Кремлевского и Преображенского, благочинный церквей Центрального благочиния г. Тулы, заместитель председателя епархиального совета, председатель отдела по социальному служению и благотворительности Тульской епархии, рассказывает о своих знаменитых предках, служивших в царской России, и вспоминает о духовенстве Тульской епархии, с которым довелось общаться его семье.
«Конечно, для всех верующих людей было неким откровением и радостью, что впервые показали по телевизору концерт, посвященный тысячелетию Крещения Руси. И вот помню, с какой радостью на все это смотрел мой папа, который прошел все эти сложные времена, помнил 1930-е, помнил арестованных архиереев, репрессированных священников — тех собратьев, с которыми он служил, которые ему рассказывали, открывали некоторые потаенные моменты своей жизни. Очень интересный факт: раньше, и я это очень хорошо помню, священники не говорили, что были в тюрьме или ссылке, называли просто "был на курорте". Я еще удивлялся: "Господи помилуй, сколько же отец Макарий на курорте просидел? Все говорит, какой-то курорт, курорт…" Я папе говорил: "Что же ты никуда не ездишь, а они все на каких-то курортах были?" Потом папа мне растолковал: "Курорт — это тюрьма!" Они все на этих "курортах" побывали. Так что папа смотрел концерт, не веря своим глазами, помня всех священников, которые "были на курорте", которые сохранили и несли истинную веру. Смотрел, как пел хор отца Матфея (Мормыля). И, конечно, просто было ликование от того, что какая-то надежда появилась, что все-таки вера православная будет процветать, что люди, конечно, обратятся к Богу, и все-таки храмы будут открываться. Такая вот была надежда!»
Протоиерей Александр Мякинин, первый проректор Нижегородской духовной семинарии, вспоминает о церковной жизни Нижнего Новгорода 1970-х годов, об общении православных семей в эти годы, о священнослужителях и искренне верующих мирянах, повлиявших на выбор жизненного пути.
«На Рождество устраивали детские елки: выбирали дом одной из семей, все вкладывались в трапезу, в елку, в игрушки, в подарки, в этот общий сбор, а потом делали для своих детей Рождественскую елку. Я помню эти елки: я читал там стихи, которые нужно было достать. Это были не просто новогодние стихи — это была духовная поэзия о родившемся Христе. Нужно было выучить стишок, рассказать перед елкой, получить какую-то сладость, подарок, потом поучаствовать в трапезе, и все это нас сближало. Все это нас укрепляло в том смысле, что этот безбожный мир, который на нас давил, все-таки вынужден был уступать перед этим соборным, консолидированным, пускай маленьким, но православным обществом», — рассказывает отец Александр.
Сумина Татьяна Ивановна, ризничая Успенского кафедрального собора г. Бийска Алтайского края, делится воспоминаниями о подвижниках веры — священниках и мирянах г. Бийска, трудившихся в храме в годы хрущевских гонений, а также рассказывает о жизни своей матери, ставшей свидетельницей репрессий в послереволюционные годы.
«Дедушку расстреляли. В те времена, в 1920-е годы, их всю семью из дома выгнали, мамину семью. Дедушку забрали, а мама тогда еще маленькая была, на стульчике сидела. — "И помню, — говорит, — как я им руки кусала". И всю жизнь помнила, как выбросили всех на улицу. Одиннадцать человек детей выбросили! Брата старшего посадили, расстреляли потом. Отца расстреляли. Они спустились в погреб, там брат, помладше который, разжег костер, и вот над этим костром грелись. Травку ели, из лебеды суп варили. Маленькие дети все умерли. А потом, когда уже прошло сколько-то времени, маме кто-то сказал: "Ты напиши, узнай, где Ефим, где брат, где папа наш". Она написала письмо, а ей пришел ответ на тоненькой папиросной бумажечке, тогда были такие: "Если будешь спрашивать, пойдешь туда же". Мама никогда не вступала ни в пионеры, никуда. Вела жизнь очень строгую», — вспоминает Т.И. Сумина.
Казакова Евгения Альбертовна, директор Тамбовского областного народного музея образования, рассказывает о своей бабушке, Соколовой Анне Петровне, всю жизнь проработавшей старшей операционной сестрой и ассистировавшей святителю Луке (Войно-Ясенецкому).
«Когда приехал архиепископ Лука и стал возглавлять госпиталь, бабушка брала папу с собой на работу. И здесь архиепископ Лука его увидел и спросил: "Чей сей отрок?" Бабушка ему сказала: "Батюшка, это вот мой. Вот такая получилась неприятная история с ним". Он посмотрел и дал задание солдатам, раненых солдат было много на выздоровлении, нужно было кому-то следить за таким отроком. Папа был очень шустрый, очень подвижный, всегда всю жизнь с юморком. Ему привязали маленькое детское ведерко к руке и каждый день по ложке песочка ему добавляли. Так растягивались мышцы, чтобы все хватательные рефлексы вернулись», — рассказала Е.А. Казакова.
Козловская Ольга Амировна, уроженка Иркутской области, в годы перестройки узнала, что в ее роду была династия священнослужителей и, в течение двух лет кропотливо исследуя архивные документы, собрала информацию о жизни своего прадеда, протоиерея Александра Старцева, репрессированного в 1930-е годы.
«Моя бабушка в семье протоиерея Александра, у которого было четверо детей, была третьим ребенком. Первый сын, Илья, учился в семинарии. Началась Гражданская война, и он ушел в армию Колчака. Потом Валентина, потом моя бабушка и младший Дмитрий, он умер, когда отец Александр был на Русско-японской войне. И бабушка была из этой семьи, очень набожной, воцерковленной. Но она, видимо, была напугана репрессиями, которые прошлись по ней и по отцу. Протоиерея Александра дважды арестовывали. Сначала — в 1925 году, тогда ему дали пять лет, но он эти пять лет в концлагере где-то под Иркутском не отсидел, а отсидел меньше, его выпустили. Но в 1938 году его расстреляли», — рассказывает О.А. Козловская.
Учебный комитет/Патриархия.ru
